Плеск звездных морей (Журнальный вариант) - Страница 32

Наверное, ноги сами привели меня привычной дорогой в диспетчерскую. Тут только, увидев световое табло с указанием ближайших рейсов этого дня, я немного пришел в себя. «Венера — 22.30, корабль номер такой-то, командир Рокотов».

Я отправился на Узел связи к Робину.

— Давай прощаться, — сказал я. — Улетаю на Венеру.

— Надолго? — спросил он.

— Навсегда.

У Робина расширились глаза.

— Ты с ума сошел, Улисс!

Мне ничего не хотелось объяснять. Не такие были у нас отношения, чтобы пускаться в длинные и в общем-то ненужные объяснения. Робин был первейшим моим другом, мы вместе прошли немалый кусок жизни, мы первыми из землян увидели созвездия в новом, необычном ракурсе. Что бы там ни было дальше со мной, это я сохраню навсегда.

Никто не знал и никогда не узнает, какого напряжения мне стоило пройти последние метры, отделяющие вездеход, остановившийся на кромке лунного космодрома, от рейсового корабля.

Никто — кроме Робина. Он стоял в скафандре, делающем его похожим на любого человека в скафандре, стоял подле вездехода и смотрел на меня.

Надеюсь, он все понял.

Заканчивалась погрузка химической аппаратуры для какого-то нового венерианского завода. Захлопнулись грузовые люки. Командир пригласил меня вместе с группой химиков-монтажников войти в лифт.

Я последний раз оглянулся на Робина и помахал ему рукой.

Он медленно поднял в ответ свою.

* * *

Отец сидел в кресле-качалке со своей любимой огромной кружкой в руке. Над его головой, над жесткими темными кудрями без единой седой нити висело цветное фото: две фигуры в скафандрах, по пояс в буйном разливе плантации, на фоне яркого полярного сияния. Я знал, это они с матерью сфотографировались в день своей свадьбы, их улыбающиеся лица были хорошо видны за стеклами шлемов.

— Вчера я был там, — отец отхлебнул из кружки пива. — Слант уже начался. Через неделю, если не нагрянет новый теплон, можно будет посылать комбайны.

Рзй Тудор, маленький человек в черных очках, с коричневыми пятнами ожогов на лбу и щеках, покивал головой. Он сидел на табурете и аккуратно разрезал дыню на крупные янтарные ломти. Когда-то, в детстве, мы с Рэем были друзьями, и наши отцы тоже. Потом наши дороги разошлись — настолько, что теперь было совсем не просто сойтись снова. Однажды я спросил Рэя, часто бывавшего у нас дома, как поживает его отец, Симон Тудор. «Он попал в черный теплон и погиб», — коротко ответил Рэй.

— Слишком частые там теплоны, — говорил Рэй Тудор. — Но все равно надо продвигаться в ундрелы.

— Надо, — подтвердил отец.

Мы сидели втроем и потягивали пиво, и отец с Рэем мирно беседовали о своих делах, время от времени умолкая и, видимо, переходя на менто-обмен.

Рэй придвинул ко мне тарелку с ломтями дыни, Я молча взялся за еду. С наслаждением раскусил упругую мякоть, ощущение свежести переполнило рот и ноздри.

— Машины с Земли решительно не годятся, — сказал Рэй. — С такими машинами в ундрелы не проникнешь.

— Не проникнешь, — согласился отец. — А как последняя модель? Ты говорил, что она…

— Не выдержала.

Я знал, о чем они говорят. За восемнадцать условных суток, что я был дома, я не раз слышал о неудачах с испытаниями новых самолетов. Черные теплоны, почти непрерывно бушующие в ундрелах — низких широтах, — разбивали модель за моделью.

Мне казалось, что неспроста отец при мне затеял этот разговор с Рэем Тудором, ведь Рэй был тут, на Венере, ведущим конструктором.

Послышались быстрые шаги, и в кухню вбежала Сабина, на ходу отстегивая ранец.

— Добрый полдень, — прощебетала она.

Мы с ней очень подружились.

Первые дни, правда, Сабина дичилась, не отвечала на мои вопросы. С отцом и матерью она во многих случаях обходилась с помощью менто. Взрослые же переходили на чисто звуковую речь, когда разговор заходил о сложных вещах, абстрактных понятиях — тут менто-система «не вытягивала». Понемногу, однако, сестренка привыкла к моей слабой восприимчивости к менто-обмену и все чаще заговаривала со мной, иногда она смешно запиналась, путаясь в словах, я ее поправлял, и ей это нравилось, это была для нее игра.

* * *

Ранним утром я вышел из дому в рассеянный голубой свет купола, так умело имитирующий солнечный. Сабина спала. Обычно по утрам мы вместе ходили в бассейн, я учил ее плавать. Сегодня пришлось идти одному.

Народу в бассейне почти не было в этот ранний час. Я залез на верхнюю площадку трамплина. Высоко подпрыгнул, согнулся, выпрямился в полете и вошел в воду под прямым углом. Зашумело в ушах. Я коснулся пальцами дна, оттолкнулся. Чья-то нога скользнула по моему плечу, когда я выныривал на поверхность. Я увидел широко расставленные светло-карие глаза, вздернутый нос, мимолетную улыбку. Это была девушка из соседнего дома — я уже видел ее раз или два. Должно быть, она послала мне менто, извинилась. Сильно выбрасывая руки, поплыла в сторону.

Потом я увидел ее, сидящую на краю бассейна. Ее волосы, распущенные по плечам, отливали тусклым золотом. Никогда я не видел таких длинных волос.

Я поднялся по лесенке и сел рядом с ней. Девушка посмотрела на меня спокойным, ясным взглядом.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Олив, — ответила она низким медленным голосом.

Я молчал, не зная, что еще сказать. Девушка, склонив голову, принялась заплетать косу. Ловко она это делала, сильные пальцы так и мелькали в струящемся золоте волос.

— А тебе твое имя не нравится? — спросила вдруг она.

— С чего ты взяла?

— «С чего ты взяла», — медленно повторила Олив, как бы вслушиваясь в эти обыкновенные, на мой взгляд, слова. — Тебя зовут Алексей, но ты называешь себя Улисс…